Проект «TOYS. Perfect World» цси «Винзавод»
Скульптура Ольги Муравиной обладает редким качеством радовать в повседневной жизни, а не только в галерее или в музее. Это живое искусство, которое хочется держать рядом с собой как нужную красивую вещь. Ее скульптура обращается к глубинным эмоциям игры, защищенности, тактильной коммуникации с миром, одновременно выстраивая эстетическую дистанцию по отношению к этим безрефлексивным и детским в своей основе энергиям, питающим ее творчество. Ольга Муравина виртуозно владеет формой и наделяет ее нежнейшей брутальностью, – возможно для того, чтобы нейтрализовать пафос, сопровождающий маэстрию и сам медиум мастерства – камень и бронзу. Рядом с этими материалами вечности напоминание Шекспира о том, что мы сделаны из вещества того же, что и сны, кажется не столько поэзией, сколько голым фактом реальности. Ольга Муравина преломляет трепетность сновидения в материалах вечности и создает из них скульптуру как ошеломляющий факт нашего поэтического существования
А. Евангели / Куратор, арт-критик и теоретик современного искусства
Проект «TOYS. Perfect World» московского скульптора Ольги Муравиной в Галерее 11.12 поражает воображение яркими цветами и невероятными формами. Идеи и объекты, идеальные миры и реальные фантазии с Ольгой Муравиной обсуждала искусствовед Евгения Черветти.
Е.Ч.: Выставка проходит в галерее 11.12 на двух этажах. Оба этажа заняты одной темой?
О.М.: Да, это одна и та же тема. У меня были и гладкие, и фактурные объекты, но я поняла, что их не стоит совмещать.
Е.Ч.: А почему возник цвет, раньше же вы делали только монохромные работы?
О.М.: Просто этот проект мне представился цветным, глянцевым, зеркальным. У меня всегда все было более монохромное, но тут захотелось цвета. Обычно, если идея не отпускает подолгу, начинаешь везде рисовать одно и то же, по тысячу раз, и ты понимаешь, что не можешь этого не делать. Потом, может, будут опять монохромные.
Е.Ч.: Значит, в вашем игровом мире существуют и цветные объекты, и монохромные?
О.М.: В данном проекте монохромной скульптуры нет. Мне захотелось объемных мыльных пузырей, зеркальности, детства. Есть еще работы фактурные, более «драненькие», потрепанные, и тоже цветные, с какими-то остатками старой краски. Но это другой, более обшарпанный мирок, в данном случае, его нет на выставке.
Е.Ч.: Вы долго собирали проект, искали название?
О.М.: Рабочее название было «Идеальный мир». Потом остановились на «TOYS. Perfect World». Это история ребенка, когда он еще не самоидентифицировался. И он пришел в такой радостный, разноцветный мир. Представление об этом мире возникло у меня после рождения второго ребенка и затем уже не отпускало. Мне было комфортно в этой инфантильной среде – сначала я ее бесконечно зарисовывала, а потом поняла, как технически это осуществить, изготовить все, захромировать.
Е.Ч.: А как выбирался материал? Это стеклопластик?
О.М.: Почти, это композитный материал, из него лодки делают – стеклопластик, а также термоформованный листовой пластик, серебрение и цветной лак. Материал не имеет большого значения, он может быть разный.
Е.Ч.: Должна ли быть ваша скульптура тактильной?
О.М.: Да, обязательно. На выставке объекты не принято трогать, но мне хотелось, чтобы они вызывали желание потрогать их, подержать. Чтобы возникало ощущение мира, в котором тебе хорошо и весело.
Е.Ч.: Можно ли говорить о каком-то прообразе? Он находится в воображаемом или в реальности?
О.М.: Возникла идея некой идеальной уточки, и она должна быть, почему то, именно такая. Понятно, что я могу слепить любой объект, например реалистическую обнаженную натуру, но тут мне хотелось сделать именно что-то очень простое по форме.
Е.Ч.: То есть это игра ради игры, закрытый мир за рамками реальности?
О.М.: Да, это в какой-то мере уход от действительности, создание собственной комфортной среды. У меня есть много идеальных миров, например есть белый и прозрачный, с гуляющими прозрачными зверями. Но этот мне тоже кажется идеальным – идеальные игрушки, раскрашенные в идеальные цвета.
Е.Ч.: Можно представить идеальный детский мир как идеальное детство, либо как мир, созданный ребенком, который есть в каждом человеке. Какой из них вам ближе?
О.М.: Скорее второй – ребенок, который живет во всех нас. Это точно, потому что я совершенно искренне и с удовольствием работаю с этим. Эта тема на самом деле гораздо шире.
Е.Ч.: Когда вы работаете над скульптурой, в вас говорит только ребенок? В этом игровом мире вы одна?
О.М.: Наверное, нет, я там не одна, но когда я начинаю анализировать, это жутко мешает, я не могу доделать проект. Во мне начинает говорить этот взрослый – а нужно ли это кому-то? Зачем я это делаю? Поймут – не поймут?
Е.Ч.: Подойдет ли этот мир любому, сможет ли человек существовать в нем постоянно?
О.М.: Не знаю, совпадет ли это с их миром, с их ребенком. Но мне радостно, когда я представляю, как притащу все это в спальню и расставлю. Любой из моих персонажей, мне кажется, всем очень нужен. Но я могу только предполагать.
Е.Ч.: Как этот мир соотносится с реальностью?
О.М.: Когда я придумывала этот мир, он был намного больше, игрушки были по три метра. Потом я их оптимизировала, специально подбирала размеры, чтобы внести в галерею и чтобы в интерьерных пространствах они воспринимались как достаточно крупные.
Е.Ч.: Как вы представляли себе экспозицию, пока она не была собрана?
О.М.: Я видела на стенах раскадровки моих рисунков с теми же скульптурами., видео, где они медленно вращались, фотографику всех персонажей, яркие и залитые толстым глянцевым слоем лака или смолы. И сами игрушки, конечно.
Е.Ч.: Это воспоминания об образах советского прошлого?
О.М.: Они уже осовремененные, огламурены настоящим – хромированные, цветные, праздничные. Мне хотелось надуть этот мир через трубочку – раз и красота! но да, они вышли из памяти. У меня есть немного ностальгии, мне, например, близка советская мультипликация. В моем детстве была кукла – очень кондовая, простая форма, видны были швы, такая квадратная кукла со стеклянными глазами, в синем платьице. Но у меня она со временем забылась, трансформировалась, и возник новый образ.
Е.Ч.: Пластика ваших объектов остается советской?
О.М.: Меня абсолютно не устраивает эта пластика. Я разрабатывала собственную пластику для каждого персонажа. Мне была нужна простота, условность. Главное поймать массу, тогда найдется форма. Цвет тоже подбирался определенный – мишка должен быть голубой и все тут, заяц малиновый или сиреневый. Я создаю миры – я творец своего пространства. Пока я не сотворю этот мир – он меня не отпускает. Этот мучил меня года три.
Е.Ч.: Есть ли близкие вам мотивы у других скульпторов, создающих свои миры? Например, у Niki de Saint Phalle, которая делала большие разноцветные куклы, правда, скорее для взрослых. Или фонтан у центра Помпиду в Париже?
О.М.: Нет, там мне не близки ни цвет, ни форма. В отличие от Ники – мне не хочется скульптуру особенно раскрашивать, у меня главное форма, у Ники же, если убрать цвет– форма не имеет такого значения.. Что-то мне нравится у Мураками, что то у Миро, но если бы я нашла у кого-нибудь из художников мир, который меня полностью устроил, я не делала бы своего.
Е.Ч.: То есть в чужой мир вы не сможете поиграть?
О.М.: Может и смогу, но не расслаблюсь.
Е.Ч.: А зритель сможет расслабиться с вашими игрушками?
О.М.: Я часто вижу, что зрителю нравится мой мир, но это уже потом, самое главное ведь процесс создания.
Е.Ч.: Как, по-вашему, зритель представляет себе это пространство игры, созданное вашей скульптурой?
О.М.: Наверное, это просто гигантский ландшафт, ровный, мягкий, но там нет никакого особенного антуража.
Е.Ч.: Что кроме цвета изменилось в ваших объектах по сравнению с тем, что вы делали раньше?
О.М.: Раньше они были более очеловечены и зооморфны. Они были сомолчальниками в какой-то одной тональности. Эти же – настоящий детский мир, более простой, более праздничный, радостно-одушевленный. Это как если долго держать в руке вещь – она становится одушевленной, сколько любви в нее вложил, столько она и отдает потом всем, кто взаимодействует с ней.
http://old.winzavod.ru/galleries/11_12/?id=887